08605a1a     

Савицкий Дмитрий - Ниоткуда С Любовью



Дмитрий Савицкий
Н И О Т К У Д А
С
Л Ю Б О В Ь Ю
Что нас толкает в путь? Тех - ненависть к отчизне,
Тех - скука очага, еще иных - в тени
Цирцеиных ресниц оставивших полжизни -
Надежда отстоять оставшиеся дни.
О, ужас! Мы шарам катящимся подобны...
Шарль Бодлер. Плаванье
Ольге Потемкиной
"Единственным его приобретением за последние месяцы была устойчивая
бессонница. Серый остов собора в окне поджигал закат. Розовое, шутя, в полчаса
менялось с голубым. Разгорались костры ночных ресторанчиков. Борис одевался,
хлопал по карманам, проверяя ключи, нащупывая в пистоне джинсов облатку
лекарства - в последнее время шалило, не в ту сторону стуча, сердце,- гасил
свет, отчего исчезнувший было собор наезжал, сшибая плечом стайку звезд, на
окна, прихватывал под горло перевязанный пакет с мусором и выходил пройтись
перед сном.
Пакет он оставлял у ворот, в обществе таких же угрюмых удавленников. Стук
ножей и вилок сопровождал его, пока он огибал развороченную стройкой дыру
Чрева. Столики ресторанов доживали последние недели под открытым небом. Он
пересекал скучную прямую Риволи и спускался к реке. Пахло гнилью, бензином, из
иллюминатора яхты тянуло подгорающим маслом, накрапывал Шопен. Пробегала,
бесшумно суча ногами, тень породистой собаки. Совсем близко в мутных волнах
проплывала длинная баржа. На корме шептались огни двух сигарет. Ночь внятно
дышала, на каменной скамейке кто-то невидимый то ли стонал, то ли смеялся, и
однажды из-под моста на него выпрыгнул худощавый подросток с ножом в руке.
Удивляясь себе, Борис нож легко отнял и бросил в воду. Секунду он стоял в
замешательстве, не зная, что теперь делать: ударить или уйти. Но парень сам
втянулся назад во тьму моста, и та сожрала его без остатка, и Борис по крутой
лестнице, со всхлипывающим сердцем, вскарабкался наверх и, уже перейдя Сену,
сообразил, что парень шутил, требуя жизнь или сигарету.
Он пил пиво на шумной веранде в разноязыком гомоне пестрой толпы.
Появлялся горластый толстяк, обвязывался цепями, щелкал замками, страшно
хохотал дырою рта. Цепи с бутафорским грохотом спадали. Вертлявый красавчик со
смоляной матадорской косичкой и шрамом через всю щеку, хлопая в ладоши,
освобождался от грязно-белой рубахи. Подергав отросток ремня, он благоразумно
оставался при кожаных джинсах и долго, стоя на коленях, пил вздорожавший
бензин. Борис видел фальшивую работу его звериного кадыка, хихикала пьяная
простушка, скользил наклонно, наплевав на закон притяжения, официант с круглым
подносом над головой, язык рыжего пламени взвивался к зеленому небу,
высвечивая черепа булыжников, трупы окурков и шляпу пожирателя огня с чешуей
монет на истлевшей подкладке.
Первое время после Москвы Бориса забавлял этот уличный театр: циркачи,
певички, шарлатаны, музыканты. Но, решив не возвращаться в Союз, сразу
потяжелев, он уже серьезно провалился в новый мир и остыл к чудесам улицы.
Официально он гостил у родственников - седьмая вода на киселе, выездная
виза была лотерейным выигрышем, везением, чьей-то ошибкой - и сохранял
советский паспорт. На самом же деле он попросил политубежища, ждал ответа и
жил в пустующей комнатушке нового приятеля, владельца русского ресторана
"Тысяча вторая ночь". Впрочем, все было новым, с иголочки, и кололось
немилосердно.
Курчавая бестия, делившая с ним летом все, что делилось на два, вечно
подкуренная, вечно с фотокамерой, выстригающей из будней золотые прядки,
исчезла с долговязым флейтистом в юго-западном направлении. Вестей от нее



Содержание раздела