Савельев Андрей - Ученик Эйзенштейна (Фрагмент)
Андрей Савельев
Ученик Эйзенштейна (фрагменты)
ВСТУПЛЕНИЕ
Двадцатипятилетний выпускник ВГИКа, дебютирующий в "Новом мире",
написал заведомо апокрифическую повесть о знаменитом режиссере и о советском
быте тридцатых -- сороковых годов. Некоторые реальные эпизоды и подробности
из биографии Эйзенштейна перемешаны здесь с ничем не скованной выдумкой.
Мистификацией сегодня никого не удивишь: и старые и молодые писатели нередко
пытаются компенсировать свое незнание и непонимание современной жизни
вымученными, умозрительными построениями, эксплуатируя память культуры, но
ничем, по сути, эту память не пополняя.
У Андрея Савельева совсем другое. Его выдуманный Эйзенштейн -- живой
человек, с которым читатель постепенно вступает в душевный контакт, ощущая в
самом себе творца -- при всем том, что в сегодняшней обыденности творчество
выглядит занятием самым бесперспективным. Пора менять профессию? Или уже
поздно? И детей своих стоит предостеречь от опасных игр с музами?
Савельевский Эйзенштейн так отвечает на эти вопросы: "-- Вы могли бы стать
кем угодно... От пастуха до члена правительства. Но при виде сцены у вас бы
текли слезы". То есть всякий живой, энергичный и мыслящий человек может
реализовать себя не только в художественной сфере -- если при этом он не
будет искренне страдать. "Слезы" -- реальный критерий кровной причастности к
искусству.
В произведении Савельева советское прошлое преображено творческим
взглядом совсем молодого человека, не отягощенного идейными предрассудками
отцов и дедов. Герои повести беззаботны и безответственны, как персонажи
фильмов Тарантино. Их природная жажда жизни и тяга к свободе определяют
прихотливую логику сюжета. Но в этой игровой легкости и ненатужной озорной
веселости исподволь вызревает непритворная чувствительность и свежий
психологизм. Мне кажется, новое литературное поколение выбирает именно такой
путь.
Вл. Новиков.
* ЧАСТЬ ПЕРВАЯ *
1
Увидев меня, бабушка мгновенно вспоминает деда.
-- Такой же раздолбай, -- говорит она.
Дед учился во ВГИКе на курсе Сергея Михайловича Эйзенштейна. О его
поступлении ходили легенды. То есть поэтически выраженная неправда.
Все прочили деду великое будущее фрезеровщика. Отец с трудом заставил
его окончить десять классов. Сдавая выпускной экзамен по литературе, дед
вытащил билет "Буржуазные течения начала века". Он знал, что "буржуазное" --
синоним "плохого", а течения бывают у рек. Он только не знал, каким образом
связать эти понятия. И вышел к доске полный недоумения. Экзамен принимал
интеллигентнейший человек, бывший профессор Московского университета.
-- Рассказывайте, -- велел он.
Дед набрал побольше воздуху и хмыкнул.
Профессор начал задавать наводящие вопросы.
-- Кто был Брюсов?
-- Поэт...
-- Правильно... А точнее?
-- Хороший поэт.
-- Верно, верно... А по складу поэзии? Ну?
Дед задумался.
-- Он был... Ну... -- кивая головой, подбадривал экзаменатор. -- Сим...
Ну? Сим-во... Сим-во-ли...
Дед вспомнил слово "символизм", которое, подобно шаману, учитель
выдавал несколько раз в течение урока, и воскликнул:
-- Брюсов был символизатором!
Профессор обладал завидным чувством юмора.
-- А Маяковский тогда -- футурологом, -- поддел он. -- Конечно, глупо
рассчитывать, будто вы способны продекламировать стихи Брюсова. Тащите
второй билет.
Пока дед изучал название второго билета, профессор поражался:
-- Я понимаю, Блока не учить, у этого прекрасного поэта стихи длинные.
Но Брюсова... Чего там учить? "О, закрой свои бледны