08605a1a     

Рыбин Владимир - Трое Суток Норд-Оста



Владимир РЫБИН
ТРОЕ СУТОК НОРД-ОСТА
Повесть
I
По календарю была еще зима, а люди ходили, распахнув полы плащей.
Солнце заливало морскую даль ослепительным светом, и даже горы,
окаймлявшие бухту, дымились от этого, совсем не зимнего, зноя. Между
горами, где был вход в бухту, стояло сплошное прожекторное сияние, словно
там было не море, а огромное, до небес, зеркало.
Подполковник Сорокин снял фуражку, вытер ладонью вспотевший лоб и так
пошел с непокрытой головой вдоль длинного парапета набережной.
Это была его странность - ходить пешком. Каждый раз к приезду
Сорокина на вокзал подавалась машина, но он отправлял свой чемоданчик с
шофером и налегке шел через весь город.
- Для моциона, - говорил он, когда начальник горотдела милиции при
встрече укоризненно качал головой. - Ты молодой, тебе не понять. Чем
больше лет, тем больше надо ходить - закон.
Но главное, что водило его по улицам, заставляло останавливаться на
каждом углу, была ПАМЯТЬ.
Нет ничего больнее боли памяти. Человек, улыбавшийся на операционном
столе, содрогается, вспоминая операцию. Люди, встававшие с гранатами на
пути вражеских танков, не переносят лязга даже мирных тракторов. Это будит
память, возвращает самые страшные мгновения жизни.
Кто-то сказал: "Не возвращайся на пепелище. Жизнь часто приходится
начинать сначала, но легче начинать на новом месте". Сорокин не мог не
вернуться. В свое время ему стоило большого труда добиться перевода
поближе к этому городу, он пошел даже на "неперспективную" должность, вот
уже сколько лет державшую его в звании подполковника. Но забыть то, что
было, казалось ему изменой товарищам, оставшимся здесь навсегда.
"Дойти бы до Германии!" - мечтал Серега Шаповалов, самый молчаливый
матрос из их батальона морской пехоты. Серега дошел только вон до того
угла, где стоит теперь газетный киоск. Тогда, тридцать лет назад, не было
угла - лишь куча камней и пляшущий огонек пулеметных очередей из-под них.
Что он сделал, Серега, никто из матросов и не разглядел, был взрыв, будто
ахнула связка противотанковых, и неожиданная тишина на углу. Атакующие
рванули через улицу, сразу забыв об уничтоженном дзоте. Потому что впереди
были другие амбразуры, как ненасытные пасти чудовищ, требующие жертв и
жертв.
"Эх, братцы, как будем жить после войны!" - любил повторять Сеня
Федосюк. Раненного в обе ноги, его оставили дожидаться санитаров вон в том
проулке. А потом прорвались фашистские танки. Костя выполз навстречу и не
бросил - не было сил, - сунул гранату под гусеницу.
Маршрут прогулок у Сорокина всегда был один и тот же - путь, по
которому пробивались когда-то его друзья-моряки. И он проходил его
неторопливо, останавливаясь у каждого угла, где пали товарищи. Нет на тех
углах ни могил, ни мемориальных досок: павшие лежат в братской могиле на
площади. Только память оставшихся в живых все еще видит монументы у
каждого камня, где пролилась кровь. Сколько таких незримых памятников на
городских улицах?!
Улица, в которую свернул Сорокин, была широкой и зеленой. Посередине
ее тянулся бульвар. Тополя посвистывали на ветру голыми ветками,
монотонно, как море в свежую погоду, шумела плоская зеленая хвоя
низкорослой туи. Мимо катилась жизнь, не обремененная воспоминаниями.
Ребятишки, прячась за деревьями, играли в уличный бой. Люди торопились по
своим делам. И никто не останавливался на углу, где погиб Серега
Шаповалов. Никто об этом не знал...
Близкий скрип тормозов заставил его быстро отступить в сторону от
кромки трот



Содержание раздела