Рясной Илья - Белый Легион 2
Илья Рясной
Белый легион: Террор не пройдет! (Белый легион – 2)
Анонс
Он стал качать права и требовать адвоката. Ему отрезали ухо. Тут-то он и
понял: с ним поступают так, как он, чеченец, привык поступать с русскими
пленными. Он считал, что ему это можно, ведь всему свету известно, что он —
зверь, дикарь. Русские так не посмеют. А они взяли да и посмели. Дело в том,
что он попал в руки Белого легиона — тайной организации, которая не знает
пощады и не имеет комплексов. Недаром ей не нашлось места в рамках госструктур.
Ведь там обслуживают элиту, а здесь спасают Родину. От коррупции, бандитов,
террористов.
Часть первая
Изотопный кризис
Вечер иссякал, плавно перетекая в ночь.
Ночь Белидзе любил. Именно в это время суток ему работалось лучше всего.
Именно тьма приносила самые светлые мысли. Именно из неверного света звезд и
призрачного сияния луны ткались самые смелые идеи. Именно во тьму воспарял
свободный дух, вырываясь из тюрьмы двухкомнатной квартиры.
Белидзе сковывала его квартира. Стандартная «двушка» располагалась на
седьмом этаже девятиэтажного доме в Строгине. Комнаты тесные, как лифт, кухня
пять метров — для приличного сортира и то маловато. Она так и не стала
домом-крепостью. Ее хлипкие стены не выдерживали натиска окружающего мира. Они
пропускали вражеские атаки — грохот музыкального центра этажом выше, назойливый
визг противоугонки — казалось, сирена звучит не на стоянке внизу, а прямо на
кухне. Белидзе любил тишину, а его добивали звуками. И еще тисками давила
убогость обстановки.
Кому нужны сегодня доктора наук? В свое время нечего, видимо, было маяться
дурью, заканчивать с золотой медалью школу и с красным дипломом институт. Вот
отсидел бы, как многие его друзья по спорту, лет пять на зоне. Вышел бы
уважаемым человеком. Глядишь, сегодня имел бы дом на Рублевке, а не жалкую
тюремную камеру в картонной девятиэтажной коробке.
Но тогда не было бы и сладости творческого поиска. Не было бы счастья,
когда хочется крикнуть — ай да я, ай да сукин сын! Ничего не было бы, что
по-настоящему дорого ему.
Приятно в мечтах перекраивать свою судьбу! Только пустое это занятие.
Судьба — это печать. Ею тебя прижали к полетному листу, и в сторону ты уже
уклониться не можешь.
Белидзе вздохнул. Ничего, скоро все изменится. Все просчитано. Первое, что
он сделает, когда деньги потекут рекой, — обустроит свой дом, свою крепость...
А деньги рекой потекут. Обязательно потекут. Бурным таким горным потоком...
Иначе быть не может.
Мрак, сковывающий тесную комнату, пытался развеять свет монитора. По
экрану ползли графики. Для непосвященного — бред. Для знающего — высокая
гармония, музыка сфер. Которая дорогого стоит.
— Милая моя деточка-а-а. Ты моя конфеточка-а-а, — голос известного бешеной
раскруткой и вопиющей бездарностью певца лился из динамиков у соседей снизу.
Это была последняя песня. Динамики замолкли. Воцарилась долгожданная
тишина. На улице, наконец, утвердилась ночь, погасив звуки и суету.
Лучшее время для работы. Полумрак. Запах табака. Полная пепельница у
монитора. Белидзе с семнадцати лет курил как проклятый. Особенно вечерами,
когда работа шла. Он взял сигарету, которую позаимствовал четверть часа назад
внизу у случайного прохожего, которого нес куда-то черт в этот поздний час.
Сигареты имели обыкновение кончаться некстати. Приходилось их стрелять около
подъезда. На сей раз его добычей стали две бумажные «торпеды» «Парламента» —
неплохие, дорогие сигареты...
Белидзе глубоко затянулся...